– И ты согласишься? – возмутилась звонко – даже в ушах зазвенело. – Одно дело, когда твой отец женился бы на ней, а другое…

Она остановилась у двери, словно сама опасалась, что приблизится и случится какая-то катастрофа.

– Мне придётся. – Хилберт сразу оборвал все дальнейшие возмущения Ренске.

– Твой отец был не в себе… – Девушка слегка поостыла.

Подошла спокойнее и села напротив по другую сторону стола, за которым Хилберт перечитывал документы по долговым обязательствам семейства дер Энтин.

– Мой отец был слишком в себе. Он даже успел всё устроить перед своей смертью. Да, его не волновали мои предпочтения. Но он прав. Интересы Ордена, а значит, и всего антрекена, а там и королевства, важнее моих личных забот.

– Забот? – Верхняя губа Ренске чуть приподнялась от негодования. – Значит, я и наша сорванная свадьба – это всего лишь «забота»?

Её голос взвился на высокие ноты.

– Не начинай, я прошу тебя. Ты же не глупа, Ренске. – Хилберт встал резко, будто стул под ним загорелся.

– Если тебя так волнует судьба Ордена, то отдай Паулине моему брату. Он предлагал твоему отцу хорошую сумму за неё. В Ордене найдутся сильные Стражи, которым её способности будут полезны.

– И этот Страж займёт моё место Главы? – Хилберт усмехнулся, поглядывая на девушку искоса. – То, которое моё по праву наследования? Я, кажется, ещё жив.

Слова Ренске кольнули неприятно. Как будто он сам не понимал, что родовая магия ван Бергов давно угасает. Что он не обладает даже половиной тех способностей, которые были у его деда, и недотягивает даже до тех, что были у отца. А значит, это даёт надежды многим амбициозным аристократам занять его место. Потеснить, убедив Совет, что род ван Бергов больше недостоин хранить мудрость и силу Знака.

– Если ты будешь моим мужем, антреманн никогда не допустит, чтобы кто-то занял твоё место.

Ренске тоже встала и подошла. Остановилась близко-близко, заставляя жадно вдыхать её запах. Такой неподходящий молодой девушке, но подходящий именно ей. Привычный, тёплый и будоражащий самые глубины души. С ней невозможно было находиться рядом спокойно, особенно осознавая, что эта девушка готова принадлежать тебе до конца. И лишь строгие нравы, требующие первой близости супругов только после свадьбы, останавливали её от многих безумств. Так казалось. Это Хилберт чувствовал всегда, как касался невесты – а её невозможно было не касаться. Он взял Ренске кончиками пальцев за подбородок и приник к мягким губам. Она раскрылась ему навстречу, схватила за рубаху на груди и потянула к себе. И по горлу её прокатился тихий стон. Сколько раз приходилось сдерживать себя, чтобы не позволить себе лишнего. А она умела – лучше иных опытных женщин – взбаламутить всё внутри, заставить гореть желанием. И этим напоминала Паулине, только более открытую и податливую.

– Хилберт, – шепнула она. – Останься со мной. Отец простит. Он уже на другом берегу.

Распустила завязку его ворота и распахнула резким движением. Провела ладонями по открытой коже, едва дотрагиваясь кончиками пальцев до слабых следов шрамов: Геролф залечивает раны хорошо. Хилберт дышал часто, опустив голову, касаясь лбом её гладко причёсанных волос, что блестящим каскадом ниспадали по плечам и спине. В горле становилось тесно от воздуха; ладони, лежащие на талии Ренске, уже покрылись испариной. Он знал, что, если сейчас не отступит, она продолжит – и тогда обоим будет тяжко потом. Но она снова подняла к нему лицо, присела на край стола и приподняла подол, позволяя скользнуть по голым бёдрам руками.

– Твоя вся буду. Жду не дождусь, – отрывисто говорила между поцелуями. – Не лишай нас этого.

Он провёл кончиками пальцев по мягкой коже – в горячую глубину между ног, продолжая целовать, сминать разросшимся желанием. Подтолкнул, укладывая спиной на стол и лаская всё быстрее, чтобы услышать скоро стон удовольствия. А сам почти вгрызался в её губы, опалял поцелуями тонкую шею.

– Я не могу, Ренске, – проговорил хрипло, не зная, слышит ли она его сквозь собственные тихие, почти жалобные вскрики.

Девушка выгнулась, сметая руками со стола бумаги. Вздрогнула – и на пол полетела чернильница в виде львиной головы. Раскинула колени шире, сминая пальцами задранный почти до пояса подол, который только едва прикрывал верхнюю часть её бёдер и руку Хилберта до запястья. Он уже не целовал невесту, просто глядя в лицо Ренске, на котором отражалась вся глубина наслаждения, что прокатывалось сейчас по её телу отрывистыми волнами. И вдыхал запах роз, переставая верить – на короткий миг, – что всё это происходит с ним.

Она замерла, иссякнув, сжимая ещё бёдрами руку Хилберта, не давая отстраниться.

– Что ты сказал? – спросила, открывая глаза.

Вперилась в него неподвижно, с каждым мигом теряя туман блаженства в них. Хилберт выпрямился, сжимая влажную, ещё хранящую ощущение её кожи ладонь в кулак.

– Я сказал, что не могу пойти против последней воли отца. Потому что знаю, что он прав. Это мой долг.

– Долг разделить ложе с этой девкой?

Ренске вскочила со стола, одёргивая подол.

– Не говори глупостей! – Хилберт раздражённо завязал ворот. – Ты же понимаешь, зачем выворачиваешь всё наизнанку? Как только свершится ритуал, я отошлю её в другое имение. А там запущу процесс развода.

– Это очень долго! – Теперь Ренске пустила в голос плаксивые нотки.

Она пыталась надавить на него так и эдак – и порой он, признаться, терялся, как реагировать на такие выверты.

– Это всё, что я могу сделать.

Девушка фыркнула громко, пригладила встрёпанные волосы и быстрым шагом вышла из комнаты. Хилберт обошёл стол, выругался, когда наступил в лужу чернил на полу. И бессильно сел в кресло. Мало ему проблем. Так теперь ещё и Ренске будет обижаться. А тут два варианта: либо станет сторониться его, либо обрушит на него всю силу женских чар. Оба варианта паршивы по-своему.

Но слишком долго нельзя было размышлять над тем, какими станут отношения с Ренске после женитьбы на Паулине. Дальнейшие дела требовали разрешения и самого вдумчивого участия.

На следующий день пришлось собираться в Ривервот: принимать наследство отца и подписывать некоторые документы у антреманна. Думается, Феддрик тоже не будет рад тому, как всё обернулось с его сестрой, но уж тут он точно не может ни на что повлиять. Разве что укорить между делом. Может, даже немного оскорбиться.

Хилберт хотел взять с собой Дине, но та отказалась, сославшись на то, что предпочитает остаться с Паулине – аарди сейчас нужна поддержка. Признаться, слова сестры вызвали немало недоумения: в чём поддерживать её? Какое такое огромное горе у неё приключилось?

– Вот ты не чувствуешь, Хил, – с укором проговорила Дине напоследок, прежде чем выйти из его комнаты. – А я чувствую. Может, потому что тоже женщина или… Не знаю. Но чувствую, что она не такая гадина, как вы с отцом привыкли думать.